Писатель Мишель Уэльбек: о чем пишет, лучшие книги

Уэльбек — редкий писатель: с одной стороны — тонкий поэт, умеющий вынуть из читателя душу, с другой — интеллектуал, понимающий цивилизацию и чувствующий катастрофу, сообщает Disgusting Men.

Его ненавидят за откровенность и побаиваются за пророческий дар, — тем не менее покупают миллионными тиражами. Но в этом нет противоречия: Уэльбек успешен, потому что острее и честнее других пишет о современности — о надеждах, страхах и пороках человека XXI века.

Разбираем главные заветы писателя, которые сделают твою жизнь чуть менее приятной — и рассказываем, с чего начать знакомство с его творчеством.

Страдай. Это нормально

“Если бы надо было выразить духовное состояние современного человека одним-единственным словом, я, несомненно, выбрал бы слово “горечь”.

“Расширение пространства борьбы”

За последние полтора столетия во Франции сложилась сильная традиция писателей-индивидуалистов: трагические 1900-е заставили Селина, Сартра и Камю “зажмуриться” от страха и увидеть внутри человека пустоту, которая пугает не меньше, чем война.

Уэльбек — писатель следующего поколения: он развивает ту же литературную традицию, но уже в условиях XXI века — стерильного и безопасного мира-супермаркета, способного притупить экзистенциальный ужас и “тошноту”, превратив их в слабую, но неотступную “горечь”.

Следуя за предшественниками, писатель ставит в центр своих романов апатичных и несчастных, по всем меркам “средних” людей (хотя есть исключения) со скучной работой и заурядной биографией. Не герои, а вуайеристы, — они не действуют, а наблюдают; им не приходится попадать в криминальные разборки и переживать захватывающие приключения; главный и зачастую единственный конфликт их жизни — неравный бой с безумной и болезненной реальностью, который всегда кончается одинаково.

Да, Уэльбек — пессимист до гроба, но его пессимизм — это не истерика и ужас (как у модернистов 100 лет назад), а спокойное осознание и даже смирение перед необратимой трагедией. Страдания, считает писатель, “есть необходимое следствие свободного взаимодействия частей системы”, а жизнь — “просто испытание, которое надо выдержать”. Мы все в дерьме, — но это нормально.

Потребляй. Это всё, что тебе остаётся

“Будучи потребителем без особых пристрастий, он тем не менее всякий раз с радостью переживал двухнедельные итальянские каникулы, не выходя из магазина единых цен. Все эти вещи были хорошо организованы, поистине гуманным образом; во всем этом он мог бы находить свою долю счастья; ничего лучше он не придумал бы, даже если бы захотел”.

“Элементарные частицы”

Много столетий европейская цивилизация шла к Утопии на Земле, а пришла к мировым войнам и Холокосту, — так европейцам пришлось осознать хрупкость своей цивилизации и убогость человеческой природы. Это открытие ужасало и выбивало почву из-под ног, — бездну, которую увидел внутри себя “посторонний” Камю, нужно было чем-то заполнить. Выходом для “западного мира” стал консьюмеризм.

Книги Уэльбека — прекрасные иллюстрации идей Жана Бодрийяра, автора трудов “Общество потребления” и “Система вещей”: мы потребляем не для того, чтобы получать “пользу” от купленных вещей и даже не для того, чтобы “обладать” ими. Потребление — это самоцель, базовая потребность современного человека, живущего в мире фантазий и суррогатов. Место реальных ценностей (безопасность, здоровье, кров) в нём заняли символические ценности (престиж, богатство, карьера), место реальных ресурсов (вода, еда, одежда) — символический ресурс (“товары”).

Супермаркеты и торговые центры, новогодние распродажи и горящие туристические туры занимают важное место в творчестве писателя. Потребление для его героев — ординарных, но почти всегда состоятельных людей — своего рода священный ритуал, который помогает приглушить постоянную боль и создать иллюзию “устроенности” по жизни: вместо домашнего очага — дорогой автомобиль, вместо семьи — проститутки в Таиланде.

С одной стороны, писатель открыто критикует общество, для которого потребление стало идеологией и смыслом жизни; с другой стороны — без лишних стеснений признаёт себя частью этой культуры и с очевидным удовольствием описывает каждый визит своих героев в большой и сверкающий продовольственный магазин. Да, это всего лишь иллюзия, но отчасти она правда помогает. Так зачем же от неё отказываться?

Не увлекайся толерантностью: это печальный признак старости

“Общество – это устройство для уничтожения любви”.

“Серотонин”

Каждый плохой текст про Уэльбека начинается словами о том, что он “самый скандальный прозаик современности” и “enfant terrible французской литературы”. Это действительно так — за 20 лет публичности он напозволял себе много чего, но сводить его личность к одной лишь эпатажности — значит сильно её упрощать.

Уэльбек — индивидуалист. Для писателей подобного толка откровенность перед читателем — первое дело. Невозможно написать сильную книгу о раскопках человеческой души, если ты занимаешься самоцензурой и умалчиваешь о своих убеждениях. Честность требует большой смелости и силы, — сам писатель признаётся, что для него это серьёзное испытание: “Есть один простой трюк — представить, что ты умрёшь прежде, чем книга выйдет, и не будешь иметь дело с её последствиями”.

Впрочем, если говорить начистоту, прегрешения Уэльбека — это ничто, сравнивая их с заскоками его предшественников (вспомнить хотя бы Селина с его отпетым антисемитизмом). Да, он даёт повод называть себя сексистом (“Может статься, любезный друг-читатель, что вы сами — женщина. Не расстраивайтесь, такое случается”), извращенцем и социопатом, — но кто из нас идеален?

Куда сложнее — его история отношений с религией. На протяжении всей карьеры он позволял себе острые замечания в адрес христианства и, в особенности, ислама. Радикальные мусульмане начали появляться в его романах ещё в начале тысячелетия, — в “Платформе” (2001) экстремистам отведена важная сюжетная линия, а роман “Покорность” (2015) вообще весь посвящён исламизации Европы.

Писатель не раз подчёркивал, что объект его критики — сама религия, а не её последователи, но это не спасало его от бесконечных исков общественных и религиозных активистов. Апофеозом этого противостояния стал теракт в редакции сатирического журнала Charlie Hebdo (12 погибших), — свежий выпуск, полностью посвящённый Мишелю и его “Покорности”, должен был выйти в день трагедии.

Терпи. Это скоро закончится

“Продолжайте. Не бойтесь. Худшее позади. Конечно, жизнь еще потерзает вас, но вас с ней уже мало что связывает. Помните: вы, в сущности, уже умерли. Теперь вы один на один с вечностью”.

“Очертания последнего берега”

Уэльбек — большой поклонник Лавкрафта, которому он посвятил целый сборник эссе, первую в своей жизни публикацию. Ещё писатель не раз признавался в любви французским поэтам-символистам — Бодлеру и Верлену.

Его любимые авторы здорово помогают понять творчества самого Мишеля. И Лавкрафта, и “проклятых поэтов” можно назвать декадентами — эти литераторы никогда не отличались любовью и интересом к человеческой натуре (скорее презрением и ненавистью), но питали нездоровую тягу ко всему, что находилось по ту сторону жизни — к смерти, мраку и апокалипсису — к загадочным абсолютам, которые никто не разгадает до самого конца.

Если внимательно читать Уэльбека, можно заметить, что все его герои — в глубокой депрессии, но никогда — в отчаянии. Им жутко и паршиво, но они терпят и ждут. Чего? Вероятно, апокалипсиса, — если не глобального, то хотя бы локального, а если не локального, то хотя бы личного. И он случается, — во второй половине уэльбековского романа почти всегда происходит что-то ужасающее и завораживающее одновременно: теракт, катастрофа, убийство с особой жестокостью. Как настоящий поэт, он бунтует против пошлой реальности и находит смысл в Апокалипсисе.

Но чем старше писатель становится, тем больше в его романах “горечи”, которая вытесняет зловещее ожидание конца. Последняя его работа — “Серотонин” — наглядное тому подтверждение: самый совершенный, но при этом самый медленный роман, на протяжении которого герой не делает практически ничего — лишь жрёт антидепрессанты и страдает от импотенции.

В этом грустном изображении угадывается сам автор: книга выходит за книгой, а он всё жив и жив. Мир тоже никак не скончается, — пандемия COVID-19 вызывает у Уэльбека лишь раздражение и, похоже, лёгкое разочарование: “После карантина мы не проснемся в новом мире. Он будет таким же, только чуть хуже”.

С чего начать чтение Уэльбека?

У француза аж 8 опубликованных романов, и они все хороши, кроме шуток. Но если боитесь вытянуть не тот — вот субъективная тройка лучших способов понять (и, возможно, полюбить) писателя.

Быстрый: “Расширение пространства борьбы”. Дебютный роман Уэльбека — это маленькая (160 страниц) и аккуратная, но при это очень глубокая и умная книга, которая здорово “вводит” в мир писателя и не успевает надоесть.

Эмоциональный: “Платформа”. Самая экзотическая (дело происходит в Таиланде) и эротичная книга писателя (постельные сцены — будоражат) с мощным сюжетным твистом, который собьёт вам дыхание.

Полноценный: “Карта и территория”. Чуть более толстый и сложный роман, способный сильно увлечь и надолго поселиться в вашей голове. Здесь есть всё: сильная концепция, эмоциональная история, много секса — и даже сам Уэльбек в одной из второстепенных ролей.

Если же любите поэзию — обязательно зацените стихи Уэльбека, они хороши даже в переводе. Сборник “Очертания последнего берега” — самый очевидный и при этом удачный выбор.

Если кто-нибудь есть на Земле или выше,

Тот, кто любит меня, — пусть пришлет мне ответ.

А иначе — конец, я уже его вижу,

Бритва в воздухе чертит светящийся след.

Даниил Огилец